Иран наравне с Римом владел и правил цивилизованным миром. Его моральные устои никогда не были прочными. Он издавна был рассадником грехов и преступлений. Такие супружеские отношения, которые в других странах рассматривались как преступные, в Иране не считались незаконными или нежелательными. Известно, что Йаздегерд II, который правил в середине пятого столетия А.С., женился на собственной дочери и впоследствии убил ее[1], и что в шестом столетии Бахрам Чобин состоял в супружески отношениях со своей сестрой[2]. Как отмечал проф. Артур Кристенсен, иранцы не находили ничего дурного в кровосмесительных связях[3]. Знаменитый китайский путешественник Хитуэн Цанг говорил, что иранским законом и обществом признаются любые брачные отношения[4].

Частично как реакция на безграничную аморальность и извращения, частично под воздействием веры в конфликт между Светом и Тьмой, который был излюбленной темой иранской философии с древнейших времен, в третьем столетии появился Мани, проповедовавший культ безбрачия как панацею от всех бед, терзающих человечество. Исходя из странной гипотезы, что зло — это следствие слияния Света и Тьмы, он заявил, что для постоянной победы первого над второй необходимо, чтобы человечество добровольно покончило с собой, перестав размножаться. Мани был казнен Бахрамом в 276 г. А.С. как “посланец гибели, который должен быть уничтожен, прежде чем он уничтожит человечество”, но это учение существовало долгое время, и его влияние еще ощущалось в эпоху появления Ислама.

Через двести лет распущенность, присущая иранскому темпераменту, снова восстала против чуждого природе учения Мани и приняла форму движения маздакитов. Маздак считал, что поскольку все люди происходят от одних и тех же общих предков, они имеют равные права на женщин и богатства друг друга. Это, утверждал он, положит конец всем ссорам и раздорам, которые обычно возникают по одной из этих причин. Шахрастани говорит: “Маздак провозгласил общность женщин и сделал богатство и женщин свободно и равно доступными для всех мужчин, как доступны огонь, вода и пища”[5]. Это движение приняли с распростертыми объятиями молодежь и развращенные слои общества, и, в довершение всего, иранский император Кубад принял его под свое покровительство и проявил живой интерес к его развитию. Поощряемое монархом, учение Маздака распространялось, как лесной пожар, и весь Иран был ввергнут в сексуальную анархию и эротический кризис.

“Невоздержанные и любящие удовольствия люди, — согласно Табари, — ухватились за такую возможность и стали рьяными маздакитами. Простые люди тоже были захвачены этой бурей. Движение стало настолько мощным, что каждый мог зайти в дом любого человека и завладеть его женой и имуществом. Маздакиты обратились к Кубаду и угрожали, что свергнут его с трона, если он не станет на их сторону. Император уступил, и вскоре после этого дело дошло до того, что ни родители не признавали своих детей, ни дети — родителей. Никто не имел прав даже на свое собственное имущество”[6].

Табари далее пишет: “До того, как Кубад присоединился к этому движению, его причисляли к хорошим правителям Ирана, но после его присоединения страну охватили хаос и разврат”.